Белый Бим Черное Ухо PDF

Одинокий человек, пенсионер, быв\\ший журналист, у которого умерла жена, взял себе месячного щенка, выкормил его. «К двум годам Бим стал отличной охотничьей собакой, доверчивой и честной. Он знал уже около ста слов, относящихся к охоте и дому: скажи Иван Иваныч «подай» -- будет сделано, скажи он «по...

Одинокий человек, пенсионер, быв\\ший журналист, у которого умерла жена, взял себе месячного щенка, выкормил его. «К двум годам Бим стал отличной охотничьей собакой, доверчивой и честной. Он знал уже около ста слов, относящихся к охоте и дому: скажи Иван Иваныч «подай» -- будет сделано, скажи он «подай тапки» -- подаст, «неси миску» -- принесёт, «на стул!» -- сядет на стул». Иван Иванович занимался охотой. Когда он выезжал на охоту, то постоянно брал с собой любимую собаку. Но счастье собаки было недолгим. Как-то после охоты Иван Иваныч пришёл домой, накормил Бима и лёг в постель, не поужинав и не выключив свет. В тот день Бим здорово наработался, потому быстро уснул и ничего не слышал. Но в последующие дни и Бим стал замечать, что хозяин всё чаще ложится и днём, о чём-то печалится, иногда внезапно охнет от боли. Он увидел, какое стало у хозяина лицо: бледное-бледное, под глазами тёмные каёмки, небритый подбородок заострился. Иван Иваныч повернул голову к Биму и тихо, ослабевшим голосом сказал: -- Ну? Что будем делать, мальчик?.. Худо мне, Бим, плохо. Осколок... Подполз под сердце. Плохо, Бим. Вскоре Бим услышал: ключ вставили в скважину, замок щёлкнул, дверь открылась, в прихожей заговорили, затем вошла Степановна, а за нею трое чужих в белых халатах -- две женщины и мужчина. От них пахло не так, как от других людей, а скорее тем ящичком, что висит на стене, который хозяин открывал только тогда, когда говорил: «Худо мне, Бим, худо, плохо». Мужчина решительно шагнул к кровати, но... Бим бросился на него зверем, упёр ему в грудь лапы и дважды гавкнул изо всей силы. «Вон! Вон!» -- прокричал Бим. Мужчина отпрянул, оттолкнув Бима, женщины выскочили в прихожую, а Бим сел у кровати, дрожал всем телом и, видно, был готов скорее отдать жизнь, чем подпустить неведомых людей к другу в такую трудную для него минуту. Врач, стоя в дверях, сказал: -- Ну и собака! Что же делать? Тогда Иван Иваныч позвал Бима жестом поближе, погладил его по голове, чуть повернувшись. А Бим прижался к другу плечом и лизал ему шею, лицо, руки... -- Подойдите, -- тихо произнёс Иван Иваныч, глядя на врача. Тот подошёл. -- Дайте мне руку. Тот подал. -- Здравствуйте. -- Здравствуйте, -- сказал врач. Бим прикоснулся носом к руке врача, что и означало на собачьем языке: «Что ж поделаешь! Так тому быть: друг моего друга -- мне друг». Внесли носилки. Положили на них Ивана Иваныча. Он прзнают, вмещают в себе многое, и, соответственно случаю, разное. Она, по простоте душевной, сказала: -- Пойди гулять. Ищи! И Бим бросился в дверь. Молнией проскочил ступеньки со второго этажа, выскочил во двор. Искать, искать хозяина!оговорил: -- Степановна... Присмотрите за Бимом, дорогая. Выпускайте утром. Он сам приходит скоро... Бим будет меня ждать. -- И к Биму: -- Ждать... Ждать... Бим знал слово «ждать»: у магазина -- «сидеть, ждать», у рюкзака на охоте -- «сидеть, ждать». Сейчас он привизгнул, повиляв хвостом, что означало: «О, мой друг вернётся! Он уходит, но скоро вернётся». \...Степановна не умела обращаться с собаками, не знала, что такие, как Бим, понимают человека и без слов, а те слова, что они По городу шёл одинокий, грустный, ни за что обиженный пёс. Вышел он на кипучую улицу. Людей было видимо-невидимо, и все спешили, изредка торопливо перебрасываясь словами, текли куда-то и текли без конца Вот идёт человек, тощий, высокий и несёт в сетке картошку, такую же, какую приносил домой хозяин. Тощий несёт картошку, а пахнет табаком. Шагает быстренько, спешит, будто кого-то догоняет. -- Привет, Чёрное Ухо! -- бросил тощий на ходу. «Здравствуй», -- угрюмо ответил Бим, двинув по земле хвостом, не растрачивая сосредоточенности и вглядываясь в людей. А вот за ним идёт человек в комбинезоне, пахнет он так, как пахнет стена, когда её лизнешь (мокрая стена). Он почти весь серобелый. Несёт длинную белую палку с бородкой на конце и тяжёлую сумку. -- Ты чего тут? -- спросил он у Бима, остановившись. -- Уселся ждать хозяина или затерялся? «Да, ждать», -- ответил Бим, посеменив передними лапами. -- Тогда на-ка вот тебе. -- Он вынул из сумки кулёк, положил перед Бимом конфету и потрепал пса за чёрное ушко. -- Ешь, ешь. (Бим не прикоснулся.) Дрессированный. Интеллигент! Из чужой тарелки есть не будет. -- И пошёл дальше тихо. Толстый-претолстый, с толстой палкой в руке, в толстых чёрных очках на носу, несёт толстую папку. Он остановился около Бима и сказал: -- Фух! Ну и ну! Дошли: кобели на проспекте. Около него остановился человек с мясистыми обвислыми губами, крупно морщинистый, курносый, с глазами навыкате, и вскричал: -- Безобразие! (Люди стали останавливаться.) Кругом грипп, эпидемия, рак желудка, а тут что? -- тыкал он всей ладонью в Бима. -- Тут среди массы народа, в гуще тружеников, сидит живая зараза! -- Не каждая собака -- зараза. Смотрите, какой он милый пёс, -- возразила девушка. Люди разошлись, уже не обращая внимания на собаку, кроме той милой девушки. Она подошла к Биму, погладила его. И он привёл её к своей двери. Она позвонила -- ответа не было. Ещё раз позвонила, теперь к соседям. Вышла Степановна. Бим её приветствовал: он явно был веселее, чем вчера, он говорил: «Пришла Даша. Я привёл Дашу». Женщины разговаривали тихо, при этом произносили «Иван Иваныч» и «осколок», затем Степановна открыла дверь. Бим приглашал Дашу: не спускал с неё глаз. Даша о чём-то задумалась, потом сняла ошейник. -- Пока я не принесу ошейник, не выпускайте Бима. Завтра часам к десяти утра приду... А где же теперь Иван Иваныч? -- спросила она у Степановны. Бим встрепенулся: о нём! -- Увезли самолётом в Москву. Операция на сердце сложная. Осколок-то рядом. Бим -- весь внимание: «осколок», опять «осколок». Слово это звучит горем. Но раз они говорят про Ивана Иваныча, значит, где-то должен быть. Надо искать. Искать! Даша ушла. Степановна -- тоже. Бим снова остался один коротать ночь Бим начал ходить по улице, надеясь на то, что он всё же встретит своего хозяина. Блуждая по улицам, он понял, что не все люди бывают добрыми, они бывают и злыми. Судьба научила бедного пса различать добро и зло. Однажды на улице Бим встретился со скандальной тёткой. Она говорила всем, что пёс опасен. Много пришлось пережить одинокому псу. Он чуть не погиб под поездом, когда его нога застряла между рельсами в стрелке. Его спасло чудо, машинист успел остановить поезд и освободить его. С тех пор Бим начал хромать. Пёс бродил по тем местам, где когда-то ходил со своим хозяином. Случайно он попадает к пастуху. Ему очень понравилось жить в семье пастуха. У него пёс начал чувствовать себя защищённым. Один раз сосед упросил пастуха дать ему Бима сходить на охоту, где избил собаку до полусмерти. Решив, что пёс мёртв, он развернулся и ушёл. Однако сильное желание жить не дало собаке умереть. Он выживает, возвращаться в деревню к пастуху Бим боится, поэтому возвращается в город. В нём он случайно находит дом своего друга, знакомого мальчика. Мальчик, увидев Бима, был очень счастлив и попросил родителей оставить собаку у себя. Но отец мальчика тёмной ночью отвозит Бима в лес и уезжает, оставив пса привязанным к дереву верёвкой. Собака собирается с силами и перегрызает веревку, после чего возвращается к своему дому. Но во дворе его заметила та самая тётка, которая была его врагом. Она вызвала собачников, и те увезли Бима в питомник, где находилось много таких же отловленных собак. Вернувшись после лечения домой, хозяин не застал дома своего любимого пса. Он взял такси и вскоре был у ворот карантинного участка. Кроме сторожа, никого не оказалось (выходной). Но он на вопросы Ивана Иваныча охотно и многословно отвечал: -- В четверг и пятницу собак не ловили, а вчерашние есть -- сидят в фургоне. -- Пропустите к фургону, пожалуйста. Ищу свою собаку, замечательную. Может быть, она сидит там. Пустите. Сторож был неумолим: -- Замечательных не сажают. Иван Иваныч уже потерял надежду проникнуть во двор, но всё же сказал: -- Эх, ты! Человек, человек!.. Операция была. От войны осколок носил вот тут. Приехал, а Бим пропал. -- Как так? Более двадцати годов носил осколок? Вот тут? -- Сторож неожиданно стал самим собой, таким, как был в начале встречи. -- Ты смотри-ка! Расскажи кому -- не поверит. То-то ты... -- Он не договорил фразу и примирительно пригласил, открывая засов: -- Заходи. Да только никому не говори. И вот сторож распахнул дверь фургона. Иван Иваныч отшатнулся и окаменел... Бим лежал носом к двери. Губы и дёсны изодраны о рваные края жести. Ногти передних лап налились кровью... Он царапался в последнюю дверь долго-долго. Царапался до последнего дыхания. И как мало он просил. Свободы и доверия -- больше ничего. Иван Иваныч положил руку на голову Бима -- верного, преданного, любящего друга. Иван Иваныч попросил рабочих отвезти Бима в лес и предложил за это пять рублей. Они охотно согласились. Поехали втроём в кабине того же фургона. На полянке, где перед каждой охотой Иван Иваныч садился на пенёчек и слушал лес, на той полянке, где в тоскливом ожидании Бим тёрся мордой о палые листья, в нескольких метрах от того пенёчка, зарыли Бима, а поверх засыпали легонько, тоненько, жёлтыми листьями, перемешанными со снежком. Лес шумел ровно и негромко. Иван Иваныч расчехлил ружьё, вложил в него патроны и, как бы чуть подумав, выстрелил вверх. Лес, из-за шума, глухо, без ропота, по-осеннему, отозвался печальным эхом. Вдали оно замерло коротким, оборвавшимся стоном. И ещё раз выстрелил хозяин. И ещё ждал, когда простонет лес. Оба его спутника недоумённо смотрели на Ивана Иваныча. Но он, не сходя с места, заложил ещё два патрона и так же размеренно, с абсолютно равными промежутками, определяемыми по замиранию звука вдали, выстрелил ещё дважды. Затем зачехлил ружьё и пошёл к пенёчку. Старший спросил: -- Это к чему же -- четыре-то раза? -- Так полагается, -- ответил Иван Иваныч. -- Сколько лет было собаке, столько раз и стрелять. Биму было... Четыре года. Любой охотник в такие минуты снимает шапку и постоит молча. -- Ты смотри-ка! -- тихо удивился молодой парень. -- Как в беде... -- Он отошёл к фургону, сел в кабину и закрыл за собой дверцу. Иван Иваныч присел на свой пенёчек.